Прочитал повесть Ф.М. Достоевского "Двойник". Задумка появления полного двойника в жизни человека интересная, но реализация замысла, по-моему, растянута и не доведена до какого-то логического конца.
Если бы я не видел имя Достоевского на обложке, я бы подумал, что читаю одну из "Петербургских повестей" Н.В. Гоголя. Будущий Федор Михайлович был ещё юным 24-летним Федей и писал, подражая признанному мэтру русской литературы. Оставалось ещё три года до того, как Федю арестуют, приговорят к расстрелу, почти расстреляют, отправят на каторгу, потом в ссылку, и юноша окончательно превратится в Федора Михайловича со своим уникальным писательским стилем.
В.В. Набоков в одном из интервью назвал "Двойник" "лучшей вещью Достоевского". Может быть, это и так с точки зрения языка. Автор сумел языком повести передать всю тщедушность главного героя. Только зачем простому здоровому читателю чья-то тщедушность? От своей бы избавиться.
Если хотите познакомиться с тематикой этого произведения в более занимательной форме, посмотрите "Двойник", британский фильм 2013 года с Джесси Айзенбергом в главной роли. Фильм снят, конечно, лишь по мотивам повести Достоевского, но хорошо передает основную канву событий, хоть и перенесенных в другое время и в другое место.
Артур Конан Дойл "Знак четырех"
Прочитал повесть Артура Конан Дойла "Знак четырех". Ее ещё продают в России? Начинается и заканчивается она тем, что Шерлок Холмс принимает кокаин внутривенно. При этом главный герой рассуждает о пользе приема наркотиков, о том, что "они удивительно стимулируют умственную деятельность и проясняют сознание. Так что их побочным действием можно пренебречь".
Если бы не доктор Ватсон, то книгу можно было бы вообще списать как продвигающий нездоровый образ жизни. Но Ватсон все же вносит ясность:
— Но подумайте, — горячо воскликнул я, — какую цену вы за это платите! Я допускаю, что мозг ваш начинает интенсивно работать, но это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и в конце концов к слабоумию. Вы ведь очень хорошо знаете, какая потом наступает реакция. Нет, Холмс, право же, игра не стоит свеч! Как можете вы ради каких-то нескольких минут возбуждения рисковать удивительным даром, каким природа наделила вас? Поймите, я говорю с вами не просто как приятель, а как врач, отвечающий за здоровье своего пациента.
Романтическая составляющая - история отношений доктора Ватсона и Мэри Морстен - вносит живость в сюжет. Без нее повесть была бы просто детективной историей, максимум тянущей на короткий рассказ. Влюбленный доктор забавен своей убежденностью, что так "никто никогда на свете не любил". Все влюбленные так думают. Ты не влюблен, если думаешь по-иному.
Как и в "Этюде в багровых тонах" мне опять больше понравилась заключительная часть повести, где рассказывается о судьбе человека, ставшим преступником. То ли у Конан Дойла такие описания получаются наиболее хорошо, то ли мне просто нравится такой вид повествования сам по себе. Это вызывает все больше желания почитать исторические романы Артура Конан Дойла (которые он и сам больше всего ценил в своем творчестве), а не его детективные повести и рассказы.
Если бы не доктор Ватсон, то книгу можно было бы вообще списать как продвигающий нездоровый образ жизни. Но Ватсон все же вносит ясность:
— Но подумайте, — горячо воскликнул я, — какую цену вы за это платите! Я допускаю, что мозг ваш начинает интенсивно работать, но это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и в конце концов к слабоумию. Вы ведь очень хорошо знаете, какая потом наступает реакция. Нет, Холмс, право же, игра не стоит свеч! Как можете вы ради каких-то нескольких минут возбуждения рисковать удивительным даром, каким природа наделила вас? Поймите, я говорю с вами не просто как приятель, а как врач, отвечающий за здоровье своего пациента.
Романтическая составляющая - история отношений доктора Ватсона и Мэри Морстен - вносит живость в сюжет. Без нее повесть была бы просто детективной историей, максимум тянущей на короткий рассказ. Влюбленный доктор забавен своей убежденностью, что так "никто никогда на свете не любил". Все влюбленные так думают. Ты не влюблен, если думаешь по-иному.
Как и в "Этюде в багровых тонах" мне опять больше понравилась заключительная часть повести, где рассказывается о судьбе человека, ставшим преступником. То ли у Конан Дойла такие описания получаются наиболее хорошо, то ли мне просто нравится такой вид повествования сам по себе. Это вызывает все больше желания почитать исторические романы Артура Конан Дойла (которые он и сам больше всего ценил в своем творчестве), а не его детективные повести и рассказы.
Роберт Шекли "Последнее испытание"
Прочитал рассказ Роберта Шекли "Последнее испытание". Написан он в жанре социальной научной фантастики с религиозным уклоном. Автор отвечает на вопросы: как будут вести себя люди, если они будут знать, что Страшный суд через несколько дней, и как будут вести себя люди, если они будут знать, что Страшный суд только через десять лет?
Судя по ответам автора, он видит в человеке и добро, и зло, которые проявляются в нем в зависимости от времени, отпущенного ему. В общем-то, Бога в этой истории и нет. Некому подтолкнуть человека в сторону добра.
Добро побеждает в рассказе Шекли только временно. Но как привлекательно оно описано (и очень актуально для нашего времени)! Вот лишь один отрывок:
"Его прервал короткий выпуск новостей.
— Война в Индокитае закончилась, — сообщил диктор. — Сегодня, в семь тридцать утра, был провозглашен мир. Кроме того, объявлено перемирие в Монголии и Танганьике.
Мы узнали еще много интересного. В Индокитае повстанцы уступили французам территорию, заявив, что все люди должны жить в мире. Франция немедленно объявила, что отзывает свои войска и что они вернутся домой, как только найдутся транспортные самолеты.
Все французы решили провести оставшиеся до Страшного суда дни в Париже. В тот момент я тоже захотел присоединиться к ним. Диктор добавил, что русские ВВС согласились перевезти французов домой.
Везде было одно и то же. Все страны шли на уступки, отдавая соседям спорные территории, отправляя гуманитарную помощь в «горячие точки» — и всё в том же духе.
Мы слушали радио за бутылкой мозельского — все шампанское было выпито еще с утра. Думаю, я немного перебрал. Так или иначе, я возвращался в магазин в обнимку с двумя незнакомцами, и мы убеждали друг друга, что мир — это хорошо.
Именно так и было".
Так было, и так есть!
Судя по ответам автора, он видит в человеке и добро, и зло, которые проявляются в нем в зависимости от времени, отпущенного ему. В общем-то, Бога в этой истории и нет. Некому подтолкнуть человека в сторону добра.
Добро побеждает в рассказе Шекли только временно. Но как привлекательно оно описано (и очень актуально для нашего времени)! Вот лишь один отрывок:
"Его прервал короткий выпуск новостей.
— Война в Индокитае закончилась, — сообщил диктор. — Сегодня, в семь тридцать утра, был провозглашен мир. Кроме того, объявлено перемирие в Монголии и Танганьике.
Мы узнали еще много интересного. В Индокитае повстанцы уступили французам территорию, заявив, что все люди должны жить в мире. Франция немедленно объявила, что отзывает свои войска и что они вернутся домой, как только найдутся транспортные самолеты.
Все французы решили провести оставшиеся до Страшного суда дни в Париже. В тот момент я тоже захотел присоединиться к ним. Диктор добавил, что русские ВВС согласились перевезти французов домой.
Везде было одно и то же. Все страны шли на уступки, отдавая соседям спорные территории, отправляя гуманитарную помощь в «горячие точки» — и всё в том же духе.
Мы слушали радио за бутылкой мозельского — все шампанское было выпито еще с утра. Думаю, я немного перебрал. Так или иначе, я возвращался в магазин в обнимку с двумя незнакомцами, и мы убеждали друг друга, что мир — это хорошо.
Именно так и было".
Так было, и так есть!
Лев Толстой "Метель"
Прочитал рассказ Л.Н. Толстого "Метель". В полном соответствии с названием, в этом произведении описывается метель и путешествие сквозь неё в санях с ямщиком.
Выросший в Оренбургской области с её ветреными и снежными зимами и не раз попадавший в метели (особенно в районе станции Сара), я знаком с этой темой не понаслышке. Может быть, поэтому описание метели у Толстого меня не сильно впечатлило. Я не почувствовал того страха, который вызывает настоящая метель. Сам факт, что в метель они ещё куда-то поехали, говорит о том, что в настоящей-то метели, где не видно даже вытянутой руки, герои рассказа не были.
Что в рассказе получилось хорошо, так это сон от замерзания главного героя. Хотя я, к счастью, не испытывал ничего подобного сам, но догадываюсь, что безумие этого сна передано близко к реальности.
Выросший в Оренбургской области с её ветреными и снежными зимами и не раз попадавший в метели (особенно в районе станции Сара), я знаком с этой темой не понаслышке. Может быть, поэтому описание метели у Толстого меня не сильно впечатлило. Я не почувствовал того страха, который вызывает настоящая метель. Сам факт, что в метель они ещё куда-то поехали, говорит о том, что в настоящей-то метели, где не видно даже вытянутой руки, герои рассказа не были.
Что в рассказе получилось хорошо, так это сон от замерзания главного героя. Хотя я, к счастью, не испытывал ничего подобного сам, но догадываюсь, что безумие этого сна передано близко к реальности.
Михаил Булгаков "Роковые яйца"
Прочитал повесть Михаила Булгакова "Роковые яйца". Ее называют фантастической повестью, а хорошие фантасты обычно довольно точно предсказывают будущее. Повести в этом году исполняется уже 101 год. С высоты целого века можно уже сказать, что сбылось из предсказанного.
Действие повести, написанной в 1924 году, происходит в 1928 году. Ещё не произошла коллективизация. Но тенденции к лишению крестьян собственности на землю уже видны. Уже появились совхозы, и Булгаков не раз упоминает их в своем произведении. С них-то и начинается катастрофа.
Далее: выращенные искусственным путем рептилии идут на Москву. Не является ли это предсказанием того, как Советский Союз вырастил гитлеровскую армию через ее обучение и снабжение, а потом поплатился большой кровью? Так же как движение немцев на Москву, так же и движение рептилий на столицу было встречено необычайно сильными морозами.
"Роковые яйца" осуждают все социальные эксперименты, хоть с колхозами, хоть с нацистами, проводимых коммунистами. Последствия этих экспериментов опасны и плачевны.
Действие повести, написанной в 1924 году, происходит в 1928 году. Ещё не произошла коллективизация. Но тенденции к лишению крестьян собственности на землю уже видны. Уже появились совхозы, и Булгаков не раз упоминает их в своем произведении. С них-то и начинается катастрофа.
Далее: выращенные искусственным путем рептилии идут на Москву. Не является ли это предсказанием того, как Советский Союз вырастил гитлеровскую армию через ее обучение и снабжение, а потом поплатился большой кровью? Так же как движение немцев на Москву, так же и движение рептилий на столицу было встречено необычайно сильными морозами.
"Роковые яйца" осуждают все социальные эксперименты, хоть с колхозами, хоть с нацистами, проводимых коммунистами. Последствия этих экспериментов опасны и плачевны.
Айзек Азимов "Путь к Основанию"
Прочитал роман Айзека Азимова «Путь к Основанию» (у этого романа есть и другие названия переводов — «На пути к Академии», «Вперёд к Основанию»). Это второй из двух приквелов к серии «Основание».
Видимо, писать приквелы сложно: книга может стать неинтересной, если её цель — просто подготовить сюжет к началу следующей книги. То же самое произошло и с этим романом: здесь нет ни яркой завязки, ни развязки, а лишь описание жизни главных героев на протяжении многих десятков лет, чтобы заполнить пустоту перед основной серией.
С другой стороны, считается, что многие мнения и взгляды главного героя, Сэлдона, в книге являются автобиографичными для самого писателя. Благодаря этому читатель получает возможность ознакомиться с мировоззрением Айзека Азимова к концу его жизни, что делает роман более интересным.
Видимо, писать приквелы сложно: книга может стать неинтересной, если её цель — просто подготовить сюжет к началу следующей книги. То же самое произошло и с этим романом: здесь нет ни яркой завязки, ни развязки, а лишь описание жизни главных героев на протяжении многих десятков лет, чтобы заполнить пустоту перед основной серией.
С другой стороны, считается, что многие мнения и взгляды главного героя, Сэлдона, в книге являются автобиографичными для самого писателя. Благодаря этому читатель получает возможность ознакомиться с мировоззрением Айзека Азимова к концу его жизни, что делает роман более интересным.
Лев Толстой "Севастополь в августе 1855 года"
Прочитал рассказ Л.Н. Толстого "Севастополь в августе 1855 года". Это третий и последний рассказ из цикла "Севастопольские рассказы", и он больше всего похож именно на рассказ, а не на репортаж с места событий как предыдущие его рассказы, и мне это понравилось, хотя репортажи от Толстого, очевидца и участника событий, тоже было интересно читать.
Введение в сюжет рассказа двух братьев, один из которых уже давно на войне, а другой только едет туда и находится там первые дни, помогает изобразить войну с двух разных точек зрения. Несмотря на восторженные ожидания младшего брата, сквозь строчки видно, насколько это глупо - идеализировать войну:
Как бы славно нам было вдвоем в Севастополе! Два брата, дружные между собой, оба сражаются со врагом: один старый уже, хотя не очень образованный, но храбрый воин, и другой — молодой, но тоже молодец… Через неделю я бы всем доказал, что я уж не очень молоденький! Я и краснеть перестану, в лице будет мужество, да и усы — небольшие, но порядочные вырастут к тому времени, — и он ущипнул себя за пушок, показавшийся у краев рта. — Может быть, мы нынче приедем и сейчас же попадем в дело вместе с братом. А он должен быть упорный и очень храбрый — такой, что много не говорит, а делает лучше других... Вот мы нынче приедем... и вдруг прямо на бастион: я с орудиями, а брат с ротой, — и вместе пойдем. Только вдруг французы бросятся на нас. Я — стрелять, стрелять: перебью ужасно много; но они все-таки бегут прямо на меня. Уж стрелять нельзя, и — конечно, мне нет спасенья; только вдруг брат выбежит вперед с саблей, и я схвачу ружье, и мы вместе с солдатами побежим. Французы бросятся на брата. Я подбегу, убью одного француза, другого и спасаю брата. Меня ранят в одну руку, я схвачу ружье в другую и все-таки бегу; только брата убьют пулей подле меня. Я остановлюсь на минутку, посмотрю на него этак грустно, поднимусь и закричу: «За мной, отметим! Я любил брата больше всего на свете, — я скажу, — и потерял его. Отметим, уничтожим врагов или все умрем тут!» Все закричат, бросятся за мной. Тут все войско французское выйдет, — сам Пелиссье. Мы всех перебьем; но, наконец, меня ранят другой раз, третий раз, и я упаду при смерти. Тогда все прибегут ко мне. Горчаков придет и будет спрашивать, чего я хочу. Я скажу, что ничего но хочу, — только чтобы меня положили рядом с братом, что я хочу умереть с ним. Меня принесут и положат подле окровавленного трупа брата. Я приподнимусь и скажу только: «Да, вы не умели ценить двух человек, которые истинно любили отечество; теперь они оба пали… да простит вам бог!» — и умру».
Кто знает, в какой мере сбудутся эти мечты!
Конец этих мечтаний описан коротко и сурово:
Что-то в шинели ничком лежало на том месте, где стоял Володя...
Ещё короче (всего четвертью предложения) описана смерть солдата Мельникова, до этого уверенного, что его "из бомбы не убьют". Да, бомбой не убили, хватило пули.
Несмотря на то, что война показана Толстым не как красивая и романтичная героическая эпопея, а как грязная, жестокая и бессмысленная бойня, есть всё же в рассказе и пассажи, воспевающие "умирающих героев", хоть и превращенных во "что-то в шинели":
По всей линии севастопольских бастионов, столько месяцев кипевших необыкновенной энергической жизнью, столько месяцев видевших сменяемых смертью одних за другими умирающих героев и столько месяцев возбуждавших страх, ненависть и, наконец, восхищение врагов, — на севастопольских бастионах уже нигде никого не было.
И самое сирашное - что вся эта бойня как будто ничему не научила ее участников. Они готовы были продолжать ее, питаемые искусно (и искусственно) подогреваемой ненавистью. Такова концовка рассказа:
Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. Но за этим чувством было другое, тяжелое, сосущее и более глубокое чувство: это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам.
Введение в сюжет рассказа двух братьев, один из которых уже давно на войне, а другой только едет туда и находится там первые дни, помогает изобразить войну с двух разных точек зрения. Несмотря на восторженные ожидания младшего брата, сквозь строчки видно, насколько это глупо - идеализировать войну:
Как бы славно нам было вдвоем в Севастополе! Два брата, дружные между собой, оба сражаются со врагом: один старый уже, хотя не очень образованный, но храбрый воин, и другой — молодой, но тоже молодец… Через неделю я бы всем доказал, что я уж не очень молоденький! Я и краснеть перестану, в лице будет мужество, да и усы — небольшие, но порядочные вырастут к тому времени, — и он ущипнул себя за пушок, показавшийся у краев рта. — Может быть, мы нынче приедем и сейчас же попадем в дело вместе с братом. А он должен быть упорный и очень храбрый — такой, что много не говорит, а делает лучше других... Вот мы нынче приедем... и вдруг прямо на бастион: я с орудиями, а брат с ротой, — и вместе пойдем. Только вдруг французы бросятся на нас. Я — стрелять, стрелять: перебью ужасно много; но они все-таки бегут прямо на меня. Уж стрелять нельзя, и — конечно, мне нет спасенья; только вдруг брат выбежит вперед с саблей, и я схвачу ружье, и мы вместе с солдатами побежим. Французы бросятся на брата. Я подбегу, убью одного француза, другого и спасаю брата. Меня ранят в одну руку, я схвачу ружье в другую и все-таки бегу; только брата убьют пулей подле меня. Я остановлюсь на минутку, посмотрю на него этак грустно, поднимусь и закричу: «За мной, отметим! Я любил брата больше всего на свете, — я скажу, — и потерял его. Отметим, уничтожим врагов или все умрем тут!» Все закричат, бросятся за мной. Тут все войско французское выйдет, — сам Пелиссье. Мы всех перебьем; но, наконец, меня ранят другой раз, третий раз, и я упаду при смерти. Тогда все прибегут ко мне. Горчаков придет и будет спрашивать, чего я хочу. Я скажу, что ничего но хочу, — только чтобы меня положили рядом с братом, что я хочу умереть с ним. Меня принесут и положат подле окровавленного трупа брата. Я приподнимусь и скажу только: «Да, вы не умели ценить двух человек, которые истинно любили отечество; теперь они оба пали… да простит вам бог!» — и умру».
Кто знает, в какой мере сбудутся эти мечты!
Конец этих мечтаний описан коротко и сурово:
Что-то в шинели ничком лежало на том месте, где стоял Володя...
Ещё короче (всего четвертью предложения) описана смерть солдата Мельникова, до этого уверенного, что его "из бомбы не убьют". Да, бомбой не убили, хватило пули.
Несмотря на то, что война показана Толстым не как красивая и романтичная героическая эпопея, а как грязная, жестокая и бессмысленная бойня, есть всё же в рассказе и пассажи, воспевающие "умирающих героев", хоть и превращенных во "что-то в шинели":
По всей линии севастопольских бастионов, столько месяцев кипевших необыкновенной энергической жизнью, столько месяцев видевших сменяемых смертью одних за другими умирающих героев и столько месяцев возбуждавших страх, ненависть и, наконец, восхищение врагов, — на севастопольских бастионах уже нигде никого не было.
И самое сирашное - что вся эта бойня как будто ничему не научила ее участников. Они готовы были продолжать ее, питаемые искусно (и искусственно) подогреваемой ненавистью. Такова концовка рассказа:
Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. Но за этим чувством было другое, тяжелое, сосущее и более глубокое чувство: это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам.
Подписаться на:
Комментарии (Atom)
