Рафаэлло Джованьоли "Мессалина"

Прочитал роман Рафаэлло Джованьоли "Мессалина". Обычно про фильмы говорят "снято атмосферно", но тут можно сказать про книгу: написано атмосферно. Роман хорошо передает атмосферу Рима I века н.э., времени правления императора Гая Цезаря Калигулы. Для любителей истории Древнего Рима книги Джованьоли - это всегда лучшее, что можно порекомендовать.

К сожалению, атмосфера романа напоминает не только Древний Рим I века. В ХХI веке в так называемом "Третьем Риме" происходит что-то похожее: тот же правитель, постепенно сходящий с ума от безнаказанности, и окружающая свита, готовая поддержать любой безумный проект узурпатора.

Так же в один голос сенаторы осуждают инакомыслящих:

- Это оскорбление высочества!
- Негодяи! Преступники!
- Не будет для них пощады!
- Казнить их как изменников!
- Кто они? Назови их сейчас же!
- Где имена этих негодяев?

И уже давно девизом правящей партии должна быть фраза Калигулы: "Нужно украсть очень много, чтобы преступление стало добродетелью".

Философия тирана проста: "Почитать прицепса способны лишь те, кто его боится. Чем больше будет казненных, тем сильнее полюбят тебя оставшиеся. Неважно, что меня ненавидят - лишь бы боялись!"

Выход из тупика, в который пришла страна, Джованьоли со своими героями видит лишь один:

Может быть, вы надеетесь, что в Александрии найдется какой-нибудь египтянин, более храбрый, чем вы, и что, устав от безумств Гая Цезаря, он освободит римлян от их тирана? А если вы на это не рассчитываете, то кто же спасет вас и вашу родину? О, друзья мои, никто, кроме вас, не может удостоиться великой чести быть избавителем нашего многострадального государства! Итак, вот вам моя рука, чтобы общими усилиями спасти нашу священную страну. А если вы еще колеблетесь, то я один берусь выполнить свой долг: сокрушить все препятствия и убить Калигулу, чего бы мне это ни стоило! Я готов ко всему, даже к смерти. Она для меня ничего не значит по сравнению с лучами моей славы, которая озарит жизнь грядущих поколений!

Смерть настигает Калигулу, и описана она такой, какой каждый народ, ещё сохранивший свободу в своем сердце, желает для своего тирана:

И тогда Кассий Херея, подняв меч, с чудовищной силой нанес удар прямо в середину его груди, крикнув во все горло:

- Так получай, подлый тиран!… Умри!

В тот же миг Калигула испустил душераздирающий вопль: меч трибуна застрял между его плечом и горлом. И, пока Херея силился вытащить оружие из ключицы, Гай кричал, падая на колени:

- Я жив! На помощь!

Однако ему за спину уже зашел Корнелий Сабин, и если Клавдий, Виниций, Протоген и другие придворные в панике побежали прочь, то Калисто, Папиний, Минициан, Аквила, Луп, Аспренат и все остальные заговорщики подоспели к телу поверженного чудовища и принялись по очереди вонзать в него стальные мечи, каждый раз издавая один и тот же крик, долго не смолкавший под мрачными сводами портика:

- Еще! Еще!

Этот жестокий клич, сопровождаемый глухими стонами Калигулы, звучал до тех пор, пока Аквила последним ударом не поразил его в сердце.

Эта вечная борьба народов с узурпаторами напомнила мне мою собственную книгу - "Пять пятнадцать утра", где даже в XXIII веке происходит всё то же самое. Блаженны те, на чей век не выпало это пережить.

Артур Конан Дойл "Этюд в багровых тонах"

Прочитал повесть Артура Конан Дойла "Этюд в багровых тонах". Конечно же я читал ее уже в детстве. Удивительно, сколько совершенно разрозненных деталей из этой повести сохранилось с тех пор в моей памяти, что говорит о хорошей запоминаемости самого детективного сюжета. Очень неплохо для писателя, которому было всего ещё 27 лет на момент написания повести, и написал он ее всего за три недели.

То, что я начисто забыл, так это вся та мормонская история, вставленная в середину повествования. Она мне, кстати, больше всего понравилась. Видимо, такой я слабый любитель детективов, что мне понравилось именно та часть повести, где не было никакого расследования.

Конан Дойл изобразил мормонов весьма негативно, изображая убийство инакомыслящих как обычное дело. Это вызвало значительную критику со стороны членов мормонской церкви. Уже потом писатель признавал, что повесть содержала неточности относительно мормонов. Леви Янг, потомок Бригама Янга, встречавшийся позже с Дойлом в Солт-Лейк-Сити, утверждал, что Дойл признавался, что был введен в заблуждение относительно мормонских практик. Как бы то ни было, но черный пиар - это тоже пиар, и мормоны должны быть благодарны Дойлу за это произведение.

Лев Толстой "Севастополь в мае"

Прочитал рассказ Льва Толстого "Севастополь в мае". По сравнению с "Севастополем в декабре месяце" чувствуется нарастание ещё более радикальной антивоенной позиции писателя. Вполне понятно, что сейчас бы Толстой писал про всё это СВО. Например:

Мне часто приходила странная мысль: что, ежели бы одна воюющая сторона предложила другой — выслать из каждой армии по одному солдату? Желание могло бы показаться странным, но отчего не исполнить его? Потом выслать другого, с каждой стороны, потом третьего, четвертого и т. д., до тех пор, пока осталось бы по одному солдату в каждой армии (предполагая, что армии равносильны и что количество было бы заменяемо качеством). И тогда, ежели уже действительно сложные политические вопросы между разумными представителями разумных созданий должны решаться дракой, пускай бы подрались эти два солдата — один бы осаждал город, другой бы защищал его.

Это рассуждение кажется только парадоксом, но оно верно. Действительно, какая бы была разница между одним русским, воюющим против одного представителя союзников, и между восемьюдесятью тысячами воюющих против восьмидесяти тысяч? Отчего не сто тридцать пять тысяч против ста тридцати пяти тысяч? Отчего не двадцать тысяч против двадцати тысяч? Отчего не двадцать против двадцати? Отчего не один против одного? Никак одно не логичнее другого. Последнее, напротив, гораздо логичнее, потому что человечнее. Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать.

Пишет Толстой и о том, как отвратительно выглядит военная истерия в самой России вдали от линии фронта:

...наши заняли Евпаторию, так что французам нет уже сообщения с Балаклавой, и что у нас при этом убито двести человек, а у французов до пятнадцати тысяч. Жена была в таком восторге по этому случаю, что кутила целую ночь.

Чувство долга, которое пытаются эксплуатировать пропагандисты, Толстой приписывает только людям недалёким:

...ведь это честь полка, честь армии от этого зависит. Мой долг был идти… да, долг..."... Немного успокоив себя этим понятием долга, которое у штабс-капитана, как и вообще у всех людей недалеких, было особенно развито и сильно, он сел к столу и стал писать прощальное письмо отцу...

У Толстого уже появляется выражение "пушечное мясо", но сначала на французском. В наше же время "на мясо" идут, не зная французского.

Зато есть и стабильный элемент, свойственный, похоже, русским солдатам во все времена - мародерство. Солдаты у Толстого мародерят. Нет стиральных машин, так можно хотя бы сапоги снять с убитого.

Всему этому уродству войны противостоит у Толстого красота природы, которая тут же, прямо посреди происходящего контрастирует со всем этим кровавым месивом:

Сотни свежих окровавленных тел людей, за два часа тому назад полных разнообразных, высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе; сотни людей — с проклятиями и молитвами на пересохших устах — ползали, ворочались и стонали, — одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на окровавленном полу перевязочного пункта; а все так же, как и в прежние дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего темного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по светло-лазурному горизонту, и все так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.

Есть и отличия в войнах XIX века и века XXI (войны XXI века - какое нелепое словосочетание). Русские офицеры разговаривают други с другом по-французски, хотя воюют с французами. Значит, нет той ненависти, которую испытывают друг другу воюющие стороны сейчас. Трудно представить, чтобы русские офицеры говорили сейчас между собой по-украински.

Тут же показано ещё временное перемирие, когда на одно поле и та, и другая сторона, спокойно переговариваясь, собирают трупы своих убитых солдат:

Да, на бастионе и на траншее выставлены белые флаги, цветущая долина наполнена смрадными телами, прекрасное солнце спускается к синему морю, и синее море, колыхаясь, блестит на золотых лучах солнца. Тысячи людей толпятся, смотрят, говорят и улыбаются друг другу. И эти люди — христиане, исповедующие один великий закон любви и самоотвержения, глядя на то, что они сделали, с раскаянием не упадут вдруг на колени перед тем, кто, дав им жизнь, вложил в душу каждого, вместе с страхом смерти, любовь к добру и прекрасному, и со слезами радости и счастия не обнимутся, как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны — и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется невинная кровь и слышатся стоны и проклятия.

Джек Лондон "Лига стариков"

Прочитал рассказ Джека Лондона "Лига стариков". Это последний рассказ в первом томе его собрания сочинений. Наверное, сделаю паузу с этим автором.

Рассказ входит в сборник "Дети мороза". Не знаю, запрещен ли этот сборник в Америке. Но с боязнью ее белых жителей показаться расистами, они должны были точно выкинуть этот сборник из всех своих библиотек.

Всё в рассказе пропитано восхищением белыми людьми. Самый яркий отрывок об этом:

"И вот самое удивительное: белые люди приносили нам (индейцам) смерть, все их обычаи вели к смерти, смертельно было дыхание их ноздрей, а сами они не знали смерти. У них и виски, и табак, и собаки с короткой шерстью; у них множество болезней: и оспа, и корь, и кашель, и кровохарканье; у них белая кожа, и они боятся стужи и урагана; у них глупые пистолеты, стреляющие шесть раз подряд. И, несмотря на все свои болезни, они жиреют и процветают, они наложили свою тяжелую руку на весь мир и попирают все народы. А их женщины, нежные, как маленькие дети, такие хрупкие на вид и такие крепкие на самом деле, – матери больших и сильных мужчин. И выходит, что изнеженность, и болезни, и слабость обертываются силой, могуществом и властью. Белые люди либо боги, либо дьяволы – я не знаю".

Или другой отрывок - теперь взгляд со стороны белого человека:

"Широколобый судья тоже был погружен в видения: перед его взором величественно проходила вся его раса – закованная в сталь, одетая в броню, устанавливающая законы и определяющая судьбы других народов".

И даже самый сопротивляющийся приходу 'бледнолицых" индеец в конце концов добровольно покоряется белому судье, что трудно назвать торжеством правосудия, так как законы были написаны только одной стороной конфликта.

Джек Лондон "Светлокожая Ли Ван"

Прочитал рассказ Джека Лондона "Светлокожая Ли Ван". Неудачное, мне кажется, название, потому что оно тут же рисует образ какой-то китаянки, а не женщины из коренных народов Северной Америки.

Как обычно, Лондон восхваляет белую расу: Ли Ван хочет сказать всему миру, что она тоже немного белая, потому что кто-то из родителей был белым; а ее муж заявляет: "В моей следующей жизни я хотел бы родиться белым человеком".

Честно говоря, не знаю в Америке ни одного человека, который стыдился бы своего происхождения. Гордился бы - да. Каждый пытается извлечь из своего происхождения максимум пользы. Но, может быть, во времена Лондона это было по-другому.

Джеймс Фенимор Купер "Последний из могикан"

Прочитал роман Джеймса Фенимора Купера "Последний из могикан". Он считается лучшим из произведений Купера, но мне пока больше нравится "Зверобой", первый его роман из цикла книг о Натти Бампо.

Название второго романа из этого цикла вошло в разговорный и литературный язык многих народов: "последними из могикан" стали называть людей, которые до конца остаются верны благородным, но уходящим в прошлое идеалам.

В детстве, я помню, пытался читать этот роман ради романтики, которую представляла для меня тогда жизнь индейцев. Сейчас же видишь, насколько она была примитивной и интересной максимум на один день "экстремального туризма".

Интересны рассуждения Магуа (одного из гуронских вождей) о разнице между народами:

"Дух, создавший людей, дал им различную окраску, — начал хитрый гурон. — Некоторые из них чернее неповоротливого медведя. Эти должны быть рабами, и он велел им работать всегда, подобно бобру. Вы можете слышать их стоны, когда дует южный ветер, стоны более громкие, чем рев бизонов; они раздаются вдоль берегов большого Соленого Озера, куда за ними приходят большие лодки и увозят их толпами. Некоторых он создал с лицами бледнее лесного горностая; этим он приказал быть торговцами, слугами своих женщин и волками для своих рабов. Он дал этому народу крылья голубя — крылья, которые никогда не устают летать, — детенышей больше, чем листьев на деревьях, и алчность, готовую поглотить всю Вселенную. Он дал им голос, похожий на крик дикой кошки, сердце, похожее на заячье, хитрость свиньи — но не лисицы — и руки длиннее ног оленя. Своим языком белый человек затыкает уши индейцам; сердце бледнолицего учит его нанимать за плату воинов, чтобы они сражались за белых людей; хитрость помогает ему собирать блага земли, а руки его захватывают всю землю от берегов соленой воды до островов Большого Озера. Великий Дух дал ему достаточно, а он хочет иметь всё. Таковы бледнолицые… Других людей Великий Дух сотворил с кожей более блестящей и красной, чем это солнце, — продолжал Магуа, выразительно указывая вверх, на огненное светило, лучи которого пробивались сквозь туман на горизонте. — Он отдал им эту землю такой, какой сотворил ее: поросшей лесом, наполненной дичью. Краснокожие дети Великого Духа жили привольно. Солнце и дождь растили для них плоды, ветры освежали их летом. Если они сражались между собой, то для того только, чтобы доказать, что они мужчины. Они были храбры, справедливы, они были счастливы…"

Получается, что более возвышенное положение женщин среди нас, "слуг своих женщин", было заметно ещё тогда, когда за женские права никто не боролся. Не то, что среди индейцев:

"..женщинам и детям было приказано удалиться, с указанием, что их удел — молчание".

Интересно, что религиозный фанатизм изображен в романе с чувством юмора. Получается, что даже в те далёкие времена в Америке нельзя было попасть в тюрьму за оскорбление чувств верующих, как это можно сейчас а России...

Ну всё, таковы мои впечатления о романе. Повторяться не буду. Как сказал в романе вождь Таменунд: "Мужчины не говорят дважды".

Михаил Булгаков "Дьяволиада"

Прочитал повесть Михаила Булгакова "Дьяволиада". Любимым произведением Булгакова она у меня точно не станет. Я бы назвал эту повесть растянутым фельетоном.

У Булгакова есть в стиле эдакая сумасшедшинка, которая выделяет его среди других авторов. Но в "Дьяволиаде" это сплошное сумасшествие. Даже главный герой повести думает об описываемом: "Царица небесная... что это такое?"

Может, так и надо, чтобы показать глупость бюрократической машины государственных органов во всей ее красе. Но тогда нужно пожалеть читателя и не давать ему подряд слишком много страниц официозного сумасбродства. Но Булгаков не пожалел никого...